«Цвет
граната» был настолько изуродован советской цензурой (перемонтировать его
вызвался придворный режиссер Сергей Юткевич), что от фильма остались рожки да
ножки. Правда, и в таком виде «Цвет граната» считается неувядаемой классикой —
сейчас так не снимает никто. Никто даже не осмеливается подражать параджановскому стилю. Однако в натуральном виде «Цвет
граната» выглядел совсем по-другому: если бы ни уникальная находка в подвалах «Арменфильма», мы бы никогда не узнали, как именно. К
сожалению, полной режиссерской версии фильма, названного «Саят-Нова», мы уже не
увидим никогда: Юткевич резал по живому.
Но
остался материал, собранный, переведенный на цифру известным кинорежиссером и
писателем Левоном Григоряном, отдавшим десять лет жизни, добиваясь разрешения
хотя бы напечатать позитив.
Собранный
материал превратился в фильм «Воспоминание о Саят-Нове»:
снабженный авторским комментарием, он настолько поразил воображение жюри
Римского кинофестиваля, что ему вручили приз жюри.
Та
же реакция — абсолютно восторженная — ждала Григоряна в Нью-Йорке: в прошлом
году он получил там диплом международного кинофестиваля. Реакция Еревана и
Москвы была гораздо более прохладной: мировая сенсация не слишком занимает
соотечественников, у них, видимо, есть проблемы и поважнее.
—Левон, что за детективная история — вдруг ни
с того ни с сего неизвестно где находится поразительный материал, снятый самим
Параджановым?
— Это даже не детектив, а чистая мистика. Сценарий фильма, позже
прославившегося как «Цвет граната», назывался «Саят-Нова». На всех документах,
на хлопушке, на режиссерском сценарии, везде было именно это название. Хотя
мировое сообщество знает «Цвет граната», он считается классикой, им восхищался
сам Антониони и все такое прочее…
—
Однако даже Антониони не слишком понял, о чем там, собственно, идет речь, —
восхищался пластикой, но не очень врубился в содержание…
— Вот именно! О том и речь. Ибо это скорее дайджест того, что задумал и в
первоначальном варианте сделать Параджанов. Отрывки из обрывков, пластический
балет, не более того.
—
Я с детства привыкла считать, что эта вещь — гениальная, не задумываясь о том,
что вы сейчас сказали.
—
Вы знаете, ведь Параджанов все время усовершенствовал эту картину. Я это видел
своими глазами, поскольку работал с ним на этом фильме.
Он
даже проверял ее на интеллигенции: собирал музыкантов, поэтов, художников,
вслух читал им сценарий, что-то менял все время. И таким образом фильм обретал
плоть и кровь, становился чем-то фантастическим, образы рождались
необыкновенные…
Я
был уверен, присутствуя при всем этом, что будет шедевр, шедевр шедевров, нечто
недосягаемое…
—
И?
— И был страшно разочарован результатом. Понимаете, «Цветом граната» можно
восхищаться, если не знаешь всей подоплеки.
—
Ну да, посмотрев «Воспоминания о Саят-Нове», я наконец поняла, что же мы потеряли.
—
К сожалению. К величайшему сожалению. Поскольку Юткевич резал по готовому, оригинальный монтаж не восстановим.
На
самом деле это был рассказ о жизни Поэта, о поиске им Истины, об Эросе и Танатосе, о самом духе, который ищет себе прибежище…
По
сравнению с этим имеющаяся у нас версия — чуть ли не клип. Ибо первая версия —
последовательная, имеющая свой нарратив, свое
восхождение, драматургию, свой язык и все такое прочее.
—
Однако Параджанов настолько семантичен, что каждый
его кадр можно рассматривать как отдельное произведение искусства, потому и
«Цвет граната» тоже производит сильное впечатление. Это вообще интересный вопрос,
скорее из области теории кино: получается, существуют на свете фильмы, которые
даже варварский перемонтаж не может уничтожить
окончательно. Ибо каждый кадр в них многосмыслен,
как, скажем, многосмысленна икона.
— Да, но кино все-таки есть феномен движущегося изображения
и делается посредством, как вы знаете, двух монтажных склеек, на пересечении
которых рождается третий смысл.
—
Я слышала, вы десять лет потратили, чтобы добиться возвращения «Саят-Новы»? Расскажите, как это
было.
— История действительно абсолютно мистическая. Мы как-то сидели с директором «Арменфильма» в московском Доме кино и болтали о том, о сем. И я посетовал, что, мол, как жаль, что негатив «Саят-Новы» навсегда уничтожен.
На
что мне директор сказал, что в подвале «Арменфильма»
есть 30 яуфов с пленкой — судя по всему, это и есть
материал к «Саят-Нове». Правда, это негатив — чтобы
увидеть, другой ли это материал, не вошедший в оконачтельный
монтаж «Цвета граната», его надо напечатать. По негативу ничего не поймешь.
Я
загорелся, чуть с ума не сошел, думаю, боже правый, неужели?! Чтобы напечатать
материал, начали искать спонсоров. И не нашли — никто, ни один богатый армянин,
для которого это не деньги, а так, мелочь, не согласился! На клипы одноразовые
деньги давали, а на Параджанова — хрен!
Потом
я нашел итальянцев, которые согласились потратить деньги на печать, но тут мои
соотечественники армяне встали в позу, заломив такую цену за вывоз
«национального достояния» из страны, что итальянцы приуныли…
—
Вы так иронично произнесли слова «национальное достояние»…
— Сейчас объясню, почему. Называя это богатство, спрятанное в яуфах, национальным достоянием, эти товарищи даже не
удосужились ни разу увлажнить пленку: она засохла как макароны тридцатилетней
давности и могла вот-вот рассыпаться.
—
О, боже… Какой ужас.
— Так о том и речь. Ну, в общем, долго все это продолжалось, не буду утомлять
вас техническими подробностями. Скажу только, что аппаратура, при помощи
которой можно восстановить любую, сколь угодно ветхую пленку, появилась только
сейчас, буквально в прошлом году. А ведь за эти году неувлажненная пленка могла
просто погибнуть.
—
Да вы просто Шлиман какой-то!
— Спасибо, спасибо. Но не только во мне дело. В самой фигуре Параджанова,
который вечно и при жизни-то шел через такие препятствия — вплоть до тюрьмы,
чтобы дойти до цели. И после смерти — та же самая история.
Когда
в первый раз печатали цветной позитив материалов к «Саят-Нове»
в лаборатории на «Арменфильме», в лаборатории,
которая до этого 15 лет не работала, все могло случиться…
—
И тут вдруг все заработало?
— Представьте себе. Как будто Сережа дал такой приказ, будто он оттуда за нами
наблюдал и дал «благословение» химикатам и проявочной жидкости. Бывает в жизни,
оказывается, и такое.
Диляра Тасбулатова,
«Частный корреспондент» |
