Газета армян России «Еркрамас». Новости Армении, Карабаха, Джавахка и Диаспоры. Yerkramas.org

Кнарик Саркисовна Хартавакян родилась в 1953 году в селе Чалтырь под Ростовом-на-Дону. Окончила факультет русского языка и литературы Ростовского пединститута. Работала сельским учителем, сотрудником Ростовской областной научной библиотеки, корректором окружного военного издательства, корреспондентом районной газеты "Заря", внештатным корреспондентом ряда областных газет. Ныне – сотрудник Историко-этнографического музея Мясниковского района Ростовской области. Возглавляет литературную студию имени Рафаэла Патканяна. Занимается переводами. Сотрудничает в областной прессе, содействует укреплению русско-армянских литературных и культурных связей, содружества народов российских. Ведет общественную деятельность, учёбу начинающих авторов.

Автор трёх изданных книг: «Мы из древнего града Ани» (Ростов-на-Дону, 1999 г.), «О, первый снег!..» (Ростов-на-Дону, 1999 г.), «Армянские святые письмена» (Ростов-на-Дону, 2005 г.) Печаталась в периодике Дона и Армении, газетах Санкт-Петербурга («Веруем»), Симферополя («Голубь Масиса»), в ряде коллективных сборников и альманахов, электронных СМИ, порталах Интернета. Дипломант областного литературного конкурса «Всё в нем Россия обрела», посвящённого 200-летию со дня рождения А.С. Пушкина.

НЕГАСНУЩАЯ БОЛЬ АРМЯНСТВА

Памяти жертв геноцида армян

1915-1922 годов в Западной Армении

…Болит душа армянская, болит,

Хотя десятилетья миновали.

Незабываем страшный геноцид,

Тот день, когда цвет нации распяли.

Безумствовал кровавый ятаган,

И пуля настигала безоружных,

Поток речной, от крови став багрян,

Неистовство на беженцев обрушил.

И казнь свершал безводный Тер-эль-Зор,

Когда согнали жаждущих в пустыню.

Напрасно в небо устремлялся взор, –

Немилосердны небеса поныне.

Спустя десятилетья Сумгаит

Нам всколыхнул растерзанную память.

Болит душа армянская, болит,

Коль снова брошен в армянина камень!

Коль снова Варужан, Сиаманто

Встают в крови пред нашими глазами,

Не смеем мы вовек забыть о том,

Как забросали гениев камнями.

Как обезумел в горе Комитас,

Трагедию армянства наблюдая.

Его мелодий отзвук не угас,

Им внемля, мы обеты в сердце дали.

Звучат молитвы в этот день в церквях,

Чеканен слог старинного грабара.

Колышется над храмом скорбный стяг,

Цветы ложатся на узор хачкара...

Хоть память коротка порой у нас, –

Он незабвенен, день поминовенья,

Свет поминальных свечек не угас,

И не утихла боль ни на мгновенье!

Болит душа армянская, болит,

Хотя десятилетья миновали.

Незабываем страшный геноцид,

Тот день, когда цвет нации распяли...

* * *

Наступила весна, отдалились невзгоды, обиды;

Вновь дивят нас фиалки, нарциссы, тюльпаны, сирень…

Но настал и печальный и горестный день геноцида –

Ужаснувшей трагедии, боли негаснущей день!

Нам, армянам, его позабыть невозможно, непросто,

Невозможно мильоны безвиннейших жертв позабыть,

Хоть прошло с роковой той годины уж лет девяносто,

Нам, родившимся hаями в мире, ту боль не избыть!

Убивали мильонами; резали, дымом душили,

Настигали и пули, и петли, и меч-ятаган...

Младотурками отдан приказ – до армянской души ли?

Решено истребить до единого hаев-армян…

На земле той, что пращуром мнилась родною навеки,

Но заполнилась, заполонилась извечным врагом...

И смежились у жертвы, растерзанной варваром, веки,

И разрушен, разграблен и храм айастанца, и дом.

И свели обречённых в бесчисленные караваны,

И погнали в пустыни безводные, в знойный Тер-Зор,

Тех, кто был из Битлиса, Эрзрума, Себастии, Вана, –

Всех на смерть обрекли палачи, чей безжалостен взор.

Камень брошен в ладони ребёнка, просящего хлеба,

Измождённые женщины гибнут, юнцы, старики...

Не достигла мольба армянина до Бога и Неба,

Как Его, исступлённо молясь, ни зови, ни реки.

Обрести не смогли обречённые доброго Спаса,

В лагерях депортации кости одни, черепа…

И доносится с ветром рыдание-песнь Комитаса,

Оголтело хохочет над жертвами свора-толпа.

Но, отдав на закланье армян, будто кроткого агнца,

Встретил лютый палач противление, стойкий отпор,

Встретил смелого воина и патриота-повстанца –

В Муше, Ване, Муса – на вершинах несдавшихся гор!

И возмездие было, была "Немезис" – Немезида,

Горстка храбрых борцов, что поклялись врагам отомстить.

Смерть настигла зачинщиков и главарей геноцида,

Главарей младотурок, кого мы не вправе простить.

Нет, такое простить и забыть невозможно, непросто:

Сердце стынет в груди и болит и стенает душа,

Хоть прошло с роковой той годины уж лет девяносто,

Хоть трагедия эта, казалось, в преданье ушла...

* * *

В святой Армении была я только раз.

Лишь раз она предпосылала знаки,

Цветущие на берегу Севана маки

Печаль свою поведали лишь раз.

О, это было много-много лет назад,

Но память неизменным сохранила

Все то, что на земле армянской было мило,

О чем тоской томился Арарат.

В Армении моей была я краткий миг,

Но, исповедуя все ту же веру,

Я не впустила во святилище химеру,

На алтаре сиял – пречистый лик!

В стране, пленившей взор, была я только раз,

Красот ее в стихах не воспевала.

Но дань словесную ей до меня воздали

Ваhан и Егише, Эмин, Шираз...

На дальней родине была я только раз,

Но сколько раз по милой ней я тосковала

И жгучих слез, восторга – не скрывала,

Когда звучали кяманча и саз!

Приемлешь ли тоску, о Родина, мою

И запоздалым виршам будешь рада?

Не жду я ни признанья, ни награды,

Любовь свою, печаль веков пою...

* * *

МАТЕРИНСКИЙ ЯЗЫК

Сцепи родимой речи составные,

Стань мелосом армянского стиха.

А. Маргарян, пер. Л. Григорьяна

Пробираюсь к тебе среди хаоса, мрака и грохота,

Чтоб мелодией речи родимой пронзить тишину.

Забываю напасти, раскаты звериного хохота,

Мир в душе обретаю, чужую прощаю вину.

Пробираюсь к тебе, как ослепший из темени адовой.

Пробираюсь на свет и, уверовав, свет обрету:

Станешь солнцем ты мне, семицветною вешнею радугой

И весенней землей в абрикосовом нежном цвету.

Открываю уста, изнывая от жажды и голода,

Припадаю к журчащей, живительной, вечной струе

И, молитву творя: «С небесе низпосли, Боже, слово дай!» —

Оживаю, глаголом твоим спасена от сует.

Материнский язык, ты услышан был предком в младенчестве,

Среди тягот скитальческой жизни и чуждых племен.

Отрекаться не стану вовек от тебя, мой отеческий,

Пронесу сквозь столетия святость армянских имен.

Нареченная Кнар, как посмею притронуться к лире я,

Коли речи родимой напев мне досель не знаком?

Не подвластен... и грустно тревожу я струны клавирные,

К своей родине дальней взывая иным языком.

Но лелею тебя, несравненный язык мой армянский,

И азы твоей музыки вновь постигаю, любя.

Как журчанье ручьев и немолчной струи ахурянской,

Как сияние снежных вершин, обретаю тебя.

* * *

ЗВУЧИ, МАТЕРИНСКАЯ РЕЧЬ!

Ни ропот, ни окрик, ни зык

Не вторгнутся в эту мелодию…

Певучий армянский язык

Я слушаю, словно рапсодию.

Звучи, материнская речь!

Я силюсь понять сокровенное,

Что дoлжно лелеять, беречь,

Как дарственно-благословенное;

Что дoлжно постигнуть молясь

И в благоговейном молчании,

Что, музыкой горнею длясь,

Молитвенно, свято в звучании;

Что вызрело в глуби веков

И снами овеяно вещими,

Что с бьющей струей родников

Потомкам навечно завещано...

Немые наследники мы.

Немые, глухие, ослепшие!

В плену у безмолвия, тьмы

Скитаемся, слух не обретшие.

...Но что это — зов или вскрик?

Родник средь пустыни иссушенной?..

Я песнь твою слышу, Майрик!

Я речь материнскую слушаю.

Звучи, наирийская речь,

Я силюсь понять сокровенное.

И в сердце клянусь я сберечь

Речения благословенные!..