считает
директор Института востоковедения НАН РА Рубен САФРАСТЯН
-
Г-н Сафрастян, каким образом, на ваш взгляд,
изменилась геополитическая ситуация в Южно-Кавказском регионе вследствие
августовской войны в Южной Осетии?
-
Ситуация в регионе однозначно резко изменилась в пользу России. И все
последующие после августовской войны события в той или иной степени являются
осознанием этого факта основными игроками на нашем геополитическом региональном
пространстве. В этом ракурсе следует рассматривать и активизацию усилий России
в переговорном процессе по вопросу Нагорного Карабаха. Дело в том, что, получив
серьезное геополитическое преимущество, Россия в данный момент пытается достичь
перевеса также на дипломатическом уровне, и активизация ее усилий в процессе урегулирования
проблемы Нагорного Карабаха отражает именно этот факт...
-
А как насчет Турции?
-
Полагаю, Турция одна из первых осознала, что выпало в осадок после августовских
событий в Южной Осетии, и ее инициативы по платформе стали явной попыткой на
дипломатическом уровне как-то уравновесить геополитическое преимущество России.
Конечно, на этом Турция не остановилась, потому что сама идея платформы, хоть и
кажется привлекательной, но на самом деле имеет очень мало шансов на
реализацию, и турки это отлично понимают. Вторым дипломатическим шагом Турции
стала активизация в вопросе карабахского урегулирования. Давайте разберемся,
что реально имеет Турция на сегодняшний день на Южном Кавказе? Огромные по
турецким масштабам деньги были вложены ею в модернизацию вооруженных сил и
военной инфраструктуры Грузии, и фактически они пропали даром. Огромные усилия
также были приложены к тому, чтобы привязать Грузию в экономическом плане к
Турции. Мы видим, что и это не получилось, ибо ожидаемая существенная помощь со
стороны США фактически все больше привязывает Грузию к Западу. Что касается
Азербайджана, то из него турки выжали максимум возможного. Все эти трогательные
лозунги о вечной дружбе и братстве не стоит воспринимать слишком серьезно...
-
Вы хотите сказать, что в игре, где козырной картой является нефть, Турции
трудно тягаться с игроками более крупного калибра и по своему геополитическому
весу она не может участвовать в этой игре?
-
Верно... Таким образом, что остается?
-
Остается Армения...
-
Да, остается Армения. Именно всеми этими факторами объясняется и то, что Гюль принял приглашение Сержа Саргсяна
приехать на футбольный матч в Ереван, они объясняют и
попытки Турции создать видимость того, будто она заинтересована в нормализации
армяно-турецких отношений, и попытки активизации Турции в процессе переговоров
по Нагорному Карабаху. Фактически со стороны Турции делается второй шаг, точнее
- третий, если вторым считать визит А.Гюля в Ереван.
Другая особенность геополитической и
политической ситуации на Южном Кавказе заключается в том, что если в недавнем
прошлом еще можно было говорить о возможности геополитического перемирия между
Россией и Турцией по вопросу Южного Кавказа, то сейчас намечается усиление
дипломатической, политической борьбы между этими двумя странами, и эта борьба
усиливается как раз в плане урегулирования нагорно-карабахской проблемы. Речь по сути идет о том, кто возьмет на себя инициативу
посредничества. Армения неоднократно заявляла о том, что у Турции нет шансов
стать посредником, однако она упорно пытается взять на себя эту роль.
-
А что вы скажете по поводу политики США в Южно-Кавказском регионе - нынешней и
той, которую можно ожидать в будущем? Перейдет ли эта политика в наследство
демократам? Или что-то изменится?
-
Вообще в последнее время наблюдается явное, скажем так, обеднение, примитивизация политики США на Южном Кавказе.
Действительно, администрация Буша, исходя из субъективных
в общем-то причин, личных симпатий к Грузии, сосредоточила на последней
основное внимание и ведет себя весьма пассивно в других вопросах, связанных с
нашим регионом, - ни конструктивных шагов, ни новых предложений. Слишком многое
со стороны США было поставлено на Грузию, и тут сыграли роль личные амбиции,
привязанности и Буша, и Райс к Саакашвили.
По сути человеческий фактор сыграл негативную роль с
точки зрения политики США как великой державы. Это полный провал. Зато Евросоюз
в последнее время, особенно в период визита Сержа Саргсяна
и его встреч с руководством Евросоюза, по всей видимости, пытается в новых
геополитических условиях на Южном Кавказе найти в регионе свою новую нишу -
более глубокую и долговременную. Мы видим, что Евросоюз готов возобновить
переговорный процесс с Россией, то есть поставить точку на событиях,
последовавших после войны в Южной Осетии. В отличие от США, Евросоюз
стремится преодолеть негативные последствия августовских событий. И крайне
пассивная политика США в нашем регионе предоставляет возможность Евросоюзу
действительно утвердиться в качественно новой нише, о которой я сказал. А это означает
не что иное, как углубление сотрудничества Евросоюза с Арменией в рамках
программы "Новое соседство" - наполнение реальными делами уже
имеющихся соглашений.
Что
касается изменений в политике США после прихода к власти демократов, то сегодня
трудно говорить о каких-то реальных прогнозах. Хочется надеяться, что
администрация Барака Обамы будет вести более мягкую,
сбалансированную, дифференцированную внешнюю политику и поднимет авторитет США
в мире, который на сегодняшний день крайне низок. Во всяком случае
есть надежда, что Штаты на станут ввязываться в авантюры наподобие войны в
Ираке или односторонней поддержки Грузии в период августовских событий у нас в
регионе. Трудно спрогнозировать, как США будут вести себя по отношению к Ирану.
На самом деле, хотя Буш и его администрация использовали крайне агрессивную
риторику против Ирана, не думаю, чтобы в США серьезно готовились к войне с ним.
И, на мой взгляд, эта линия будет продолжена Обамой -
при более мягкой риторике и реальных попытках найти пути к диалогу с Ираном. По
поводу же перемен в армяно-турецких отношениях я могу сказать одно: не думаю,
что приход Обамы в Белый дом каким-то серьезным
образом скажется на армяно-турецких отношениях.
-
То есть радикальных изменений курса не ожидается?
-
Нет. Суть в том, что нынешнее состояние армяно-турецких отношений обусловлено в
первую очередь позицией турецкой элиты по отношению к Армении, которая
полагает, что Армения не особо уж важная для Турции страна. Можно и границу
держать закрытой, и отношений дипломатических не иметь. А потому можно
затягивать эту ситуацию с тем, чтобы заставить Армению отказаться от политики
признания Геноцида. Так считает турецкая политическая элита, и вряд ли в
одночасье что-то может измениться. Между тем нет никаких предпосылок к тому,
чтобы считать, что Армения пойдет на односторонние уступки - откажется от
политики признания Геноцида, примет посредничество Турции в урегулировании
вопроса Нагорного Карабаха и т.д. Напротив, руководство Армении
неоднократно заявляло обратное.
-
А как вы сами относитесь к вопросу открытия армяно-турецкой границы?
-
Я считаю, что в XXI веке закрытых границ быть не должно. Другое дело, что
открытие армяно-турецкой границы может иметь двоякое значение для Армении. С
одной стороны, мы получим более благоприятные торгово-экономические
возможности, альтернативные пути выхода к морю и расширение связей с внешним
миром. С другой стороны, открытие границы, несомненно, будет иметь и свои
негативные последствия, ибо нельзя забывать, что Турция, мягко говоря,
недружелюбно настроенная к нам страна, и она попытается использовать открытие
границы в своих интересах, скажем, в плане экономической интервенции. Тут уже
нам надо думать о необходимых мерах защиты наших экономических, политических и
т.д. интересов.
-
Какой, по-вашему, должна быть армянская дипломатия на данном этапе в той
геополитической ситуации, которую вы описали?
-
Должен отметить, что в период и после августовских событий в Южной Осетии
армянская дипломатия продемонстрировала новые качества, свидетельствующие о
новой, более высокой ступени дипломатической зрелости Армении. Нам удалось
сохранить наши стратегические партнерские отношения с Россией и даже улучшить
их. Нам удалось сохранить дружественные, добрососедские отношения с Грузией и
даже в какой-то степени их углубить. И нам удалось сохранить дружественное
отношение Запада и даже приобрести большее значение для Запада. То есть в
экстремальной, пограничной ситуации наша дипломатия показала довольно высокий
уровень зрелости. И если этот уровень будет поддерживаться, то мы выйдем из
этой ситуации в геополитическом смысле более значимыми игроками.
То,
что мы пошли на переговоры с Турцией, повышает наше значение для Турции -
сегодня Турция уже заинтересована в том, чтобы вести переговоры. Согласитесь,
это больше, чем просто не иметь никаких отношений и ограничивать дипломатию
какими-то конфиденциальными, неофициальными встречами. Но надо сознавать, что
на этом новом уровне необходимо уже вести политику, в большей степени
основанную не на концепции комплементаризма, а на
концепции баланса сил. Это значит, что, скажем, в процессе переговоров с той же
Турцией мы должны не только заботиться о том, чтобы этот процесс не прерывался,
но и о том, чтобы самым серьезным образом суметь позаботиться о наших интересах
- уметь их отстаивать, поддерживать и, главное, продвигать. То, что Армения
прошла сложный этап без потерь и даже с приобретениями, позволяет нам вести
более широкомасштабную дипломатию. На нынешнем этапе комплементаризм
не окажет нам услуги. А что такое дипломатия баланса сил? Это дипломатия,
которая уравновешивает давление со стороны какой-то другой державы улучшением
отношений с третьей... Сегодня нам нужен именно такой подход, при котором есть
возможность выбирать самим, а не ждать, пока выберут за тебя.
Зара ГЕВОРКЯН, «Голос
Армении» |
