Простите
сугубо личный мотив: я люблю Армению и, соответственно, армян. Уже лет
двадцать. С тех пор, как увидела несколько неигровых армянских картин. Примерно
тогда же один заслуженный ленфильмовский
звукорежиссер (прежде люди этой специальности назывались звукооператорами),
армянин, давал мне интервью о тонкостях профессии, а попутно прочитал краткий
курс культуры и истории своего народа. И высказал соображение: каждый народ к
одним видам искусства склонен более, а к другим — менее или не склонен вообще.
Армяне, сказал он, — это письменность, архитектура и строительство, музыка. Но
не кино.
И действительно. Избранные армянские игровые фильмы попали в
копилку киноискусства (из живущих нынче в Армении авторов наиболее известен
документалист мирового класса Арутюн Хачатрян), однако понятия, аналогичного, допустим,
"грузинский кинематограф", пока не возникло.
Но вот прошли годы, сложные для кинематографа всех бывших советских республик.
Вдруг оказалось, что армяне прекрасно движут российское кино — как продюсеры и
дистрибьюторы. Две крупные киноструктуры, которые
занимаются и производством, и прокатом, "Парадиз" и "Централ Партнершип", считаются в профессиональной среде
армянскими компаниями. "Централ Партнершип"
известна такими, например, громкими проектами, как "Доктор Живаго",
"Мастер и Маргарита", "Ликвидация". "Парадиз"
москвичами ценится особо, но не единственно, за мультиплексы "Пять
звезд" и кинотеатр "Ролан", в которых показывают так называемый артхаус, а мною (и другими коллегами, конечно) за
выборгский фестиваль "Окно в Европу".
Армяне
замечательны, в частности, тем, что стараются всячески поддерживать своих по
всему миру. И вот общими (не совместными, а одновременными) усилиями упомянутые
компании в их продюсерской ипостаси стали собирать вокруг себя армянских
кинематографистов. И дело дошло до выращивания новой армянской режиссуры. Анна Меликян с дебютом "Марс" и триумфальной второй
картиной "Русалка", Карен Оганесян с фильмами "Я остаюсь" и
"Домовым" — оба работают с "Централ Партнершип".
И вот теперь Вартан Акопян с "Платоном" в
"Парадизе".
Есть и другие постановщики данной национальности, но упомянутые — сейчас на
виду. Пока их все же слишком мало, чтобы говорить о сходстве и различии, о
какой-то школе. К тому же фильмы они делают в сущем плавильном котле — в
Москве. И ровным счетом ничего специфически армянского в их сюжетах как таковых
нет. Не буду напоминать содержание прошлых картин, скажу о
совсем свежей.
"Платон",
украшенный изображением штрих-кода в титрах и на всех постерах,
внешне — история некоторого отрезка жизни современного супер-сводника
для очень состоятельных клиентов. Специальность, надо понимать, редкая,
требующая разнообразных черт характера и навыков, от артистизма до умения
быстро бегать. Но звания Героя России с ней точно не получишь, да и
детям-внукам вряд ли будешь о подвигах на сем поприще рассказывать, наслаждаясь
заслуженной пенсией, коли доживешь.
Это
совсем неглупая история человека, который попал в мир современной торговли
женскими телами — той, где становятся вещью/услугой сами. Чем дороже, тем
охотнее, и цели не скрывают. Платон называет себя продавцом счастья и подробно
формулирует свое кредо несколько раз афористичными фразами вроде "Твоя
жизнь ничего не стоит — я оцениваю товар и ресурс".
Особо
всех рецензентов вдохновил пассаж "Если бы люди не хотели продаваться —
они бы и не продавались". Сентенция кажется актуальной; на самом деле она
— абсолютная истина во все времена. Просто формы купли-продажи разные. Суммы
различны. Цена индивидуальна. А плата — всегда неизбежна. Вот сейчас, например,
модно утверждать, что Тарковский был чуть ли не
обласкан советской властью — ему ведь дозволялось снимать фильмы, и даже
переснимать. Но чего ему это стоило, почему закончилось эмиграцией, в расчет не
берется…
Так вот, наш герой по молодости через старшую сестру оказался втянут в
модельный бизнес, уразумел, как делаются большие, хоть и достаточно осторожные
деньги, и отказал себе в малейшем романтизме, мешающем необходимой
концентрации. Платон философствует о своей деятельности, однако о жизни не
задумывается. И, как водится в кино, однажды он встречает девушку по имени
Любовь. Которая немедленно спрашивает виртуоза продаж: а
сам-то ты счастлив? (Забавная, между прочим, рифма к словам убийцы
писателю в "Домовом": а сам-то ты убивал?)
Дальше сюжет отвечает именно на вопрос о счастье. Но отвечает очень уж странно.
С одной стороны, очевидно стремление авторов изъясняться все же
кинематографическим способом: многократно и даже слегка избыточно проводится
метафора "жизнь — собачьи бега", и отнюдь не только в репликах типа
"Кобелек? — Найдем и ему сучку".
С
другой стороны, в картине так много чисто сюжетной невнятицы и
"подвешенных" недоумений, что диву даешься. Ну, скажем, девушка Люба
— кто такая? Предъявляется нам как человек с самосознанием и гордостью — и тут
же совершает поступки взбалмошной дуры. Три дня
работает в магазине и уже заскучала? Предположим. А чем занималась прежде? Кто
родители? Откуда у нее трусы дороже мобильного телефона? Я не к тому, что
"не может быть", но хотелось бы истоков характера героини. Истоков
нет. И я уже не спрашиваю, скажем, почему Любе известно местонахождение Платона
в каждую конкретную минуту ровно до тех пор, пока требует сюжет.
Вопросы
по действию и про его финал, который формулируется титром, а не сводит все
линии воедино, задавать бессмысленно. Поскольку — в том-то и фокус! — внешность
"Платона" обманчива. За сугубо коммерческим продюсерским проектом —
известная телеперсона (в заглавной роли, как всем уже
известно, Павел Воля) плюс гламур как стиль плюс
назидательная горечь сладкой жизни плюс элементы комедии плюс очевидная
ориентация на молодежь и так далее — открывается, как за лесом поляна,
авторское высказывание. На жизненно волнующую авторов тему: кавказцы в России.
Я
не знаю, кто по национальности Амет Магомедов,
написавший сценарий вместе с режиссером Вартаном
Акопяном, да это и неважно, тем более что в "Платоне" откровенно
фигурирует "вообще Кавказ". Важно другое: "второстепенное"
в картине совершенно затмевает основную линию и "любовную" историю. И
уж тем более подчиняет себе вторую, поднадоевшую уже, тему завоевания столицы
провинциалками и провинциалами.
"Кавказ"
проникает в фильм через некоего Абдула, который настолько богат, что совершенно
спокойно говорит о своем отце — пастухе; Абдул приводит в картину и вторую системообразующую метафору "пастыря и паствы",
поданную иронически. Бизнес Абдула нам неясен — ипподром кажется лишь
прикрытием для гораздо более серьезных занятий, о которых не принято
говорить. Впрочем, тут я вступаю на территорию, мне совершенно неведомую. Могу
лишь гадать: насколько сыновья пастухов нарушают дедовские законы, обогащаясь
торговлей чем-нибудь смертоубийственным — например, наркотиками? Где нынче
кончается честь горца?
Абдул, один из клиентов Платона, женатый приобретатель красоток,
нам интересен как особь очень цивилизованная, но малокультурная с точки зрения
современного "западного" сознания. Старейшин уважает/боится,
а женщина для него — игрушка, красивое домашнее животное. Аналогичны и прочие
российские владельцы состояний (вариант: "менеджеры овощных отделов")
мужского пола, представленные в фильме. Но патриархальный, "коренной"
взгляд авторов проявлен однозначно: ни одной "само-ценной" женщины в итоге повествования нет.
Как нет, и не может быть, "восточной" красавицы среди
"телочек" и "сучек" в купальниках, которые столь охотно и
все сплошь сдаются Платону для последующих транзакций.
В
связи с лощеным Абдулом в фильме возникают Муса и
Мирза, простые "дети гор". Ходят по Москве, а затем и по Лондону прямо
"как есть" — в спортивных, а затем черных костюмах, с ограниченным
знанием русского языка и неколебимым собственным достоинством. Комическая пара
мало нужна основной теме фильма, зато отлично ведет тему "тайную". В
частности, Муса и Мирза обеспечивают ретроспекцию —
сцену с резаньем горла барашку. Она воспринимается теми, кто взращен в иных
обрядах, как чистый символ — символ естественного дела кавказских мужчин,
воспитания мальчиков, отношения к крови и ее пролитию.
Без
ритуального эпизода не обходится ни одно кинопроизведение про горцев. Это
культура народов. Которая в начале третьего
тысячелетия все еще, увы, "дикая" для многих и многих представителей
других этносов. Что блестяще и "двусмысленно" отыграно авторами
фильма: Абдул выбирает по фотографиям в платоновом
ноутбуке очередную себе наложницу, сидя в ложе Театра Российской армии (!), где
проходит неделя культуры Дагестана (ее, вероятно, Абдул и финансирует), а
вахтерша недоуменно восклицает как бы в пространство: "Откуда у них
столько культуры?".
Сравнительно мягкая ирония сменяется заглушенной ненавистью в эпизоде с двумя
парнями в тяжелых ботинках, где звучит уже откровенное ругательство в адрес
человека с кавказским акцентом. Безусловно, это "наш ответ" ставшему
притчей во языцех случаю в трамвае с Данилой Багровым.
Каждый оценит сцену по своим понятиям, но обратите внимание на Платона,
которому ничего не стоит окликнуть молодчиков гитлеровским приветствием.
Однако
"русский след" в "деле кавказцев" совсем не однозначен в
"Платоне", где закадровым персонажем существует некто Акимыч. Сам номер его телефона держит в страхе столичную
милицию, волшебным образом в нужный момент появляется его записка… Акимыч, насколько я поняла, — однополчанин старейшины села,
из которого родом Абдул. Следовательно, безусловный авторитет — в прямом
смысле. И, если угодно, знак военного братства мужчин-воинов — настоящих мужчин
и в горах, и на равнинах, без разницы.
Все
эти довольно изощренные построения, повторю, спрятаны в фильме за сугубо узкую
историю. И ладно бы дебютант в полнометражном игровом кино Вартан
Акопян чего-то не сумел добиться (он, кстати, на "Операх" успел
поработать, а я помню его — и оператора "Платона" Ваагна
Тер-Акопяна — неигровую короткометражку "Чижик", безупречный по
чистоте и настроению музыкальный этюд). Режиссер, действительно, не все сумел,
дело естественное. Однако в принципе перед нами совершенно иной случай.
Впервые,
мне кажется, — еще неотчетливо, еще как бы вполголоса, штрихом-пунктиром,
интеллигентно не проталкиваясь на авансцену — эти люди заявляют о себе и своем
мировосприятии в российском кино.
Чем
отважнее они будут вводить в общую практику свой код впредь, тем богаче станем
все мы. И кто знает, вдруг со временем окажутся опровергнутыми слова старого
звукорежиссера-армянина…
Ольга
Шервуд, Юга.Ру
|
