Убийство
редактора “Агоса” Гранта Динка
не охладило пыла к его персоне турецких судебных властей. “Динку
предъявляют обвинение по 301-й статье даже в могиле”, — писала газета “Сабах”.
Между тем после трагической гибели Динк остался в
памяти людей доброй воли, в т.ч. турок, как в высшей степени бескомпромиссная,
бесстрашная личность, гражданская позиция которого сомнению не подлежит. Газета
“Агос”, по словам самого Гранта, играла роль
“зеркала” для турецкого общества, являясь “инструментом просвещения и
примирения”. В своем последнем интервью немецким журналистам, касаясь соблюдения
прав человека в Турции, Грант Динк, в частности,
сказал: “В стране, столь настойчиво стремящейся в ЕС, основополагающие условия
для соблюдения прав человека не являются само собой разумеющимися. Я получил
премию Генри Нансена за свободу прессы, однако мне хотелось бы получить премию
за что-либо более радостное, к примеру, за успехи Турции в
демократизации.
...В
молодые годы я симпатизировал левым силам. В то время я думал, что в классовой
борьбе главными являются социальные права, истина, а не национальность. Это
было моей ошибкой. Меня поразило, что и левые силы в Турции ничего не хотят
знать о геноциде армян. И прежде всего закрывают глаза
на проблемы, связанные с самобытностью. Я же считаю, что борьба за сохранение
самобытности, за право жить по своим традициям и есть по-настоящему решающая
борьба.
...Я хочу продолжать борьбу здесь, в Турции. Ведь это не только моя борьба. Это
борьба всех тех, кто стремится к демократизации страны. Если сдамся и покину
Турцию, это станет позором для всех. В этой стране жили мои предки, здесь мои
корни, и я вправе умереть в той стране, где родился”...
Предлагаем вниманию читателя одну из последних статей Гранта Динка, опубликованную в австралийской прессе.
Интерес
иностранных журналистов, политиков и интеллектуалов к Турции активен, нежели
когда-либо. Их неприкрытое любопытство сводится к следующему — куда идет
Турция? Будет ли далее набирать обороты национализм и какой режим в конечном итоге может установиться?
Меж тем есть и “особый” вопрос, который волнует таких, как я — гражданина
Турции и армянина по национальности, — опасаются ли нацменьшинства положения
дел, сложившегося сегодня в Турции? Примечательно, что те, кто воспринимает
страну извне, проявляют больше нетерпения, нежели те, кто воспринимает Турцию изнутри.
Со дня основания республики в 1923 г. реформы в стране осуществлялись под
диктовку сверху. Турецкому обществу более привычно осуществлять реформы по
указке, нежели самому их инициировать. Заметную, если не главную, роль в
реализации реформ и защите политического строя сыграли армия и
спецслужбы.
За последние десятилетия по меньшей мере три
международных фактора оказали влияние на положение дел в стране. Во-первых, это
период холодной войны (1940-1980 гг.) между лидером капиталистического мира —
США и лидером соцлагеря — Советским Союзом. Период,
который благоприятствовал укреплению левых сил турецкого общества. Меж тем,
учитывая предпочтения к западным ценностям, властям не без помощи США удалось
завоевать поддержку населения, прежде чем левым удалось реализовать свои
устремления.
Во-вторых, исламская революция в Иране (1979 г.), отголоски которой возымели
достаточно жесткий эффект на Турцию. В противовес власти предержащие,
инстинктивно узрев необходимость своего влияния на мусульман страны, предложили
реализовать ряд реформ. В-третьих, Евросоюз (1960-2000). Последний фактор по
своей значимости превалирует над двумя первыми. Главная причина здесь в том,
что ЕС находит неприемлемыми для себя практически все элементы турецкого
общества и его институтов. Правые и левые, светские и религиозные институты,
националисты и либералы, госбюрократия и военные —
повсюду присутствует внутренний конфликт с Европой. Поскольку переговоры о
возможном принятии Турции в ЕС длятся уже более десяти лет, данная дилемма будет
идти по возрастающей, отражая
основы политики страны. Любые перемены, коснувшись каждого сегмента общества,
могут привести к разногласиям и трениям. Все это Турцией воспринимается иначе,
нежели извне, чужестранцами. Может ли олигархическое государство, столь
привыкшее к правящей власти, согласиться разделить свой суверенитет, будучи
членом Евросоюза? Не окажется ли безрассудством сменить столь привычный мир на незнакомый в Европе?
БОЛЬШОЕ ТАБУ
Когда
ЕС задается вопросом, чем объясняется желание принять Турцию с ее менее
развитой экономикой и более несовершенными демократическими стандартами в свой
дом, ответ предполагает нелицеприятную правду: взаимоотношения между Турцией и
Европой определяются более страхом, нежели обоюдным желанием. Военная элита Турецкой
республики, вероятно, просчитала, что, будучи не принятой в Евросоюз, она может
стать стратегически “неуместной”. В то время как властные фигуранты ЕС, должно
быть, считают, что, оставаясь за его пределами, Турция может стать поборником
по ту сторону “столкновения цивилизации”. Коль скоро “машина страха” подгоняет
сзади сильнее, нежели “машина желания” спереди, динамика развития
взаимоотношений Турции с ЕС будет достаточно спорной и нелегкой. Доминирующий в
турецком обществе страх рождает симптомы сопротивления к переменам на всех
уровнях. Чем больше тех, кто ратует за открытость и просвещение, тем больше и
тех, кто, боясь перемен, борется за сохранение закрытого общества.
Судебные
дела Гранта Динка, Орхана Памука, Раджипа Зараколу — пример того, какую панику может вызвать
развенчание табу. Тем более это очевидно, когда речь заходит об Армянском
вопросе. Вопросе, который существовал со дня основания государства, вопросе,
который представляет идентичность принципиально иную, “отличную” от турецкой.
Мое выступление в сентябре 2005 г. на конференции в Стамбульском университете Билджи на тему “Оттоманские армяне в период падения
империи” я завершил словами из национального гимна “Не бойся”.
ВОДА
ВСЕГДА НАХОДИТ СВОЮ РАССЕЛИНУ
Всякое
живое существо имеет свой ареал проживания. Если человека переместить из
родного ареала в другой, пусть и золотой, он будет попросту вырван с корнями.
Депортация — это именно то, о чем я говорю. Народ, который проживал на этой
территории почти 3 тысячи лет, создавший на этой земле свою культуру и
цивилизацию, был с корнями вырван. Если однажды народ прошел сквозь ад смертей
и разрушений, последующие поколения вряд ли забудут это. Горький опыт прошлого
уже укоренился в памяти народа, в его генетическом коде. Как обозначить события
прошлого? Знаю одно: сколько бы ни бились правоведы над вопросом, как назвать
события прошлого, к какому бы заключению ни пришли, мы-то точно знаем, через
что пришлось пройти.
Хотелось бы поведать персональную историю, которая произошла несколько дней
назад. Как-то мне позвонил пожилой турок из деревни, расположенной в регионе Сивас. “Сынок, — сказал он, — мы долго искали тебя. Дело в
том, что у нас в деревне жила старая женщина, думаю, из
ваших. Так вот, она умерла. Не мог бы ты отыскать ее родственников? Но если
хочешь, мы похороним ее по мусульманскому обычаю”. Он назвал имя усопшей — Беатрис из Франции. Мне понадобилось буквально минут
десять, чтоб отыскать родных 70-летней старушки. Нас, армян, слишком мало, чтоб
не знать друг друга...
В
магазине, принадлежащем родственникам покойной, я спросил, знакома ли им Беатрис. “Конечно, это моя мать”, — ответила женщина
средних лет. Она поведала, что ее мать, гражданка Франции, трижды в год
приезжала в Стамбул, но долго там не задерживалась. “Ее тянуло в деревню, где
родилась и которую покинула много лет назад”. Услышав печальную весть, женщина
заторопилась в дорогу. На следующий день раздался звонок. Женщина, сообщив, что
нашла мать, разрыдалась. На мой вопрос, собирается ли везти тело во Францию,
ответила: “Брат, я, конечно, хочу этого, но здесь один мужчина хочет тебе
что-то сказать”. Не переставая плакать, она передала трубку мужчине. “Вы почему обижаете ее?” — воскликнул я в сердцах. “Сынок, я
сказал ей только, чтоб усопшую похоронили здесь... Ведь вода всегда находит
свою расщелину...” Я был повержен. В этой народной поговорке я узрел свою
персональную судьбу. Сколько раз я терял и вновь обретал себя! Вода и впрямь
находит свою расщелину...
Подготовила
Жасмен ИСРАЕЛЯН, «Новое время» |
