 На коленях по проходу к сцене ползет молодой
человек. В вытянутой руке — букет цветов. Так в далеком 1972 году публика
преклонялась перед талантом самого нежного и самого грустного клоуна на свете,
нашего соотечественника — Леонида Енгибарова. 25 июля, 37 лет назад, этот
великий мастер скончался. О том, как он жил и умирал, рассказывают в
публикации от 2006 года газеты «Московский комсомолец» Юрий и Татьяна Беловы.
Режиссер и актриса работали с ним до последнего дня.
Страх крови
— Леню публика обожала. Нельзя забыть, как на
гастролях в Челябинске один человек полз по проходу на коленях к сцене!!! —
говорит Юрий Белов. — А ведь это 72-й год — не нынешнее время, никто не выражал
так открыто своих чувств и поклонения.
Вот его знаменитая реприза “Одиночество”. Енгибаров все делал медленно, как в
рапиде, — потому что его маленький человек устал. Потом шла его знаменитая
стойка-корючка, и в конце концов он ложился на манеже и засыпал. Рядом играющий
на саксофоне человек говорил: “Не спать!” А люди узнавали себя, как они устают
на работе… Одни плакали, другие кричали: “Браво!” А как принимали репризы
“Серпантин”,“Тарелки”.
Татьяна Белова:
— На одном представлении спектакля “Причуды
клоуна” удивительная история произошла с этими “тарелочками”... Леня очень
боялся крови. А в этом номере он бил шесть тарелок. Делал он это всегда в
перчатках. И как-то так случилось, что одна тарелка порезала перчатку, и
выступила кровь. Я вижу: Леня побледнел, развернулся и среди номера покинул
сцену. Мне пришлось доигрывать номер одной. А в цирке могла быть любая
программа, но если в ней работал Енгибаров, он ее вытягивал. При этом,
заметьте, он не был коверным клоуном, который заполнял паузы в манеже. Он
требовал работы только на чистом манеже, а не во время перестановок.
Помимо того что Енгибаров был умен и тонок на манеже, он был очень техничен —
не завалил ни одного трюка. Стоял на руках лучше, чем стоишник, занимающийся
всю жизнь только показом стойки. Ведь тогда никто не делал стойки, так
называемого “крокодила”, — а он делал. Работал над своим телом, держал себя в
форме. Каждый день тренировался — не мог без этого. И не знал, что у него
больное сердце.
Звезда живет в халупе
Юрий Белов:
— У него были нервные срывы. Но скажите, у
артиста, звезды, которого не выпускают за границу соцлагеря, могут быть срывы?
Могут. Или распускали сплетни, что он хронический алкоголик. А мы в это время в
гастрольных поездках пишем сценарии для новых спектаклей, и тут я увидел, как
некоторые коллеги, которые завидовали ему, просто его сжирали. Вот только один
эпизод — его обвинили в изнасиловании.
— Расскажите.
— Он работает в Баку, в цирке. Я уезжаю в
Москву на три дня по делам. Возвращаюсь и не узнаю его — ходит, как сомнамбула,
бормочет про себя: “Они убьют меня, убьют…” Оказывается, пока меня не было, за
кулисами появилась его поклонница — девушка лет двадцати. Причем армянка, плохо
говорила по-русски. Потом Леня мне рассказал, что утром к нему в номер постучались.
Он открыл. Стояла эта девица и пыталась войти. Он ее не впустил, а оставил в
коридоре. Она не уходила. В это время из своего номера вышел один из ведущих
артистов. “Почему ты здесь?” — спросил ее. Она молчит. “Ты была у него в
номере?” Молчит. “Он тебя выгнал?” Она заплакала. Со словами: “Ах, какая
сволочь, выгнал девушку”, — артист ушел.
Что произошло дальше? Артист тут же позвонил в главк и сообщил, что стал
свидетелем, как Енгибаров выгнал девушку из своего номера, и, по всей вероятности,
это изнасилование. Слава богу, в этот момент ко мне приехал мой ученик Сосо
Петросян. Он-то и разобрался в этой истории. И тогда она рассказала, что ничего
между ними не было. Просто этот артист, с очень большим именем (не хочу
называть его фамилию), хотел насолить Лене. И таких случаев в его жизни было
множество. И его это убивало. Леню, надо сказать, это выматывало. “Все, я
устал, надо уходить из цирка”, — часто повторял он. И в один прекрасный день
ушел. Мы вместе сделали спектакль “Звездный дождь”, который играли в двух
форматах — на сцене и на манеже.
А вы знаете, в каких условиях он жил? В Москву приехал известный немецкий
импресарио. Поехал в Марьину Рощу к Лене на квартиру. Подъехал к неказистому
дому и не поверил своим глазам, что артист такой величины может жить в такой
халупе. Только после этого его поставили на очередь, и Союзгосцирк дал ему
квартиру в центре Москвы. Правда потом, как благородный человек, эту квартиру
он оставил своей жене Аде.
А я — сын повара
Татьяна Белова:
— У него много было любимых выражений. Часто
повторял он некоторым приятелям: “Не по таланту пьешь”. Или: “Все дети звезд, а
я — сын повара”. Папа Енгибарова — Енгибарян — на самом деле был повар, любил
женщин и гулял по женам. Однажды Енгибаров получил письмо от известного
армянского театрального деятеля Рачека Капланяна, который сообщил Лене, что они
— братья и что у них еще есть третий брат — живет в Одессе. Братья встречались
и были в хороших отношениях. А по поводу своего рождения Леня обычно запускал
такую фразу, которая может показаться циничной: “Подумаешь, один раз не
предохранилась”, но это только кажется: он обожал свою мать.
Каждой женщине нужен
принц
Татьяна Белова:
— Он удивительно красиво ухаживал за
женщинами. Но прекрасный романтический герой и муж — это разные вещи. Ему
нравился дебют, процесс, поэтому в каждом городе оставались несколько женщин,
которые его ждали. “Каждой женщине нужен принц, — любил повторять он, — чтобы
хоть на один день она почувствовала себя принцессой”.
Юрий Белов:
— Женщина, которая родила ему дочь, — чешка.
Была достаточно рассудительна, похожа на педагога, взрослее его намного и
понимала, что Леня не может жить с ней: он мотается по Союзу с гастролями, она
— в Праге. Но она его любила. Кроме того, она принимала участие в
полуподпольном антисоветском движении, и вроде как ей подстроили автомобильную
катастрофу, она погибла — так говорила мать Лени. Сейчас их дочери, наверное,
лет сорок.
Еще он был женат на артистке Аде Шереметьевой из Ленинграда — брак по безумной
любви, который не получился. Еще в Ялте у него была женщина, врач по профессии,
тоже очень любила Леню. А вы знаете, сколько влюбленных в него женщин появилось
на его похоронах — все в обручальных кольцах, что было и смешно, и грустно.
Татьяна Белова:
— Но при этом он никогда открыто не шел на
конфликт с женщиной. Не сжигал мосты. Расставался, но говорил ей: “Прости, ну
прости”. У нас был один случай в Тюмени. Мы жили в гостинице — номера напротив
друг друга, но ели всегда у нас. Однажды сидим, ужинаем, вдруг открывается
дверь, на пороге — его герлфренд Ядя (Ядвига), воздушная гимнастка, полька по
национальности. Высоченного роста — тогда такие были большой редкостью. Она
жутко была в него влюблена, а он ей посвятил одну из своих новелл — “Девочка,
которая умеет летать”. Короче говоря, Ядя влетает в наш номер со словами:
“Сюрприз!” — приехала, не позвонив, как подарок судьбы. Леня в это время ел.
Увидев ее, положил вилку с ножом, встал и ушел в свой номер. Больше он не возвращался.
Ядя ночевала в нашем номере. Он с ней не общался ни до, ни после выступления.
— И как это совмещается с трогательным и нежным отношением к женщине?
— Леня терпеть не мог, чтобы кто-то на него
наложил лапу. Даже женщина, которую он любил. Насилие такого рода было не для
него. Он не грубил, не хамил, не помню, сказал ли он “здравствуй”. С моей точки
зрения, Ленино решение — шовинистско-мужское, а с его точки зрения — только он
решает, кому и когда класть лепестки роз на кровать.
— Лепестки роз на ложе любви — это метафора?
— Нет, он украшал постель розами, которые в
то время было трудно достать. Он купался в своей фантазии. Конечно, для
девочек-поклонниц это была сказка.
Вульгарная смерть
гениального человека
Юрий Белов:
— Лето. 1972 год. Мама его уехала в деревню,
и Леня был один в новой однокомнатной квартире на улице Королева. И я тоже в
это время был один в Москве — жена уехала с сыном в отпуск. Мы каждый день
говорили по телефону — обсуждали гастроли, афиши… Он говорит, что ему уже 37
лет, что это возраст смертей, называет Пушкина, Маяковского. “Напиши обо мне
книгу”, — просит он. “Знаешь, иди к черту!” Но договорились, что на следующий
день он приедет ко мне, чтобы закончить сценарий. “Я купил тебе подарок на день
рождения”, — в конце сказал мне Леня.
На следующий день часа в три дня раздается звонок от Лени: “Юра, знаешь, что-то
я себя плохо чувствую. Можешь ко мне приехать?” “Конечно”, — и направляюсь к
двери. В это время звонок в дверь — входит моя двоюродная сестра, с которой я
редко общался. Час потерял с ней. Вылетаю из дома, ловлю такси. Въезжаю во двор
на Королева, а весь двор перерыт, и двадцать минут мы крутимся вокруг. Короче,
я опоздал на час. Дверь открывает его мама. Она приехала рано утром. Вхожу.
Леня лежит.
— Понимаешь, мне плохо, у меня желудок болит.
Рвет меня.
А перед ним стоит таз. И сам он такой бледный, ну очень бледный.
— Там, внизу, в серванте, рукопись лежит наша. Ты возьми ее, когда я помру.
— Перестань говорить о смерти, — кричу я на него.
— Нет, ты еще галстук забери — это мой подарок тебе на день рождения.
А день рождения у меня через два дня. Я вызвал неотложку, и она тоже крутилась
минут сорок вокруг дома, пока смогла подъехать к подъезду. Наконец входят
сестра с молодым врачом. А он — мне все про рукопись. Держу его за руку: “Лень,
давай не будем про работу, давай тебе сделают укол”. Я ведь помню, как на
гастролях однажды ему стало плохо, вызвали врачей, те сделали укол, и ему стало
лучше.
Вдруг он кричит: “Ой!!!”, и его рука, которая лежала в моей, начинает судорожно
выворачиваться. Сестра кричит: “Немедленно укол!”, подносит шприц к вене, но…
Говорит упавшим голосом: “Вены ушли…” “Сделайте что-нибудь! Оживите его!” А они
говорят, что поздно. Потом начинают вызывать реанимацию. Я бегу вниз, чтобы
встретить машину и показать ей дорогу к подъезду. Реанимация не едет. Прождал
бесполезно, вернулся — врачей нет, Леня мертвый. Рядом сидит его мать.
Татьяна Белова:
— Спустя несколько лет няня нашего второго
сына, когда увидела портрет Лени, сказала, что работала диспетчером на “скорой
помощи” и помнит тот случай. Если бы, сказала она, его привезли в больницу и
сделали операцию на сухом сердце (она так и сказала, на сухом), он бы остался
жить. Но тогда мало кого спасали — медицина была на первобытном уровне. К тому
же он не был член ЦК КПСС, важным начальником или что-то вроде этого. Обычная
“скорая” поставила диагноз — отравление, а у него были все признаки инфаркта. И
тогда мы узнали, что у него было больное сердце. Вульгарная смерть гениального
человека.
Так что все сплетни, что он спился или умер от пьянства, — сплетни людей, не
имеющих права его судить. Он умер в чистой постели, в чистом доме своей матери
25 июля, за два дня до моего дня рождения. Перед смертью он думал о том, чтобы
не забыть отдать подарок.
— Вы сохранили этот галстук?
— Мы долго его хранили, но в результате всех
переездов в США галстук затерялся. Кстати сказать, Леня не умел покупать что-то
в магазине, он терялся там, как ребенок.
После смерти Енгибарова Белов отказался продолжать программу, хотя ему в
качестве звезды предлагали разные кандидатуры — Амарантов, Жеромский. Он умер,
и все. Эта программа под крышей Росконцерта просуществовала два года. В 1981
году Юрий и Татьяна Беловы уехали в США. Там Юрий читал лекции о Леониде
Енгибарове, преподавал клоунское мастерство в нью-йоркском университете. Беловы
сделали клоунский спектакль, посвященный Леониду Енгибарову. И в 90-м году в
Москву привозили свою “Чайку” во МХАТ. Вот уже 25 лет, как они преподают в
университете штата Северная Каролина.
Марина РАЙКИНА, «Московский Комсомолец» |
