Во все
времена школа являлась важнейшей составляющей национального иммунитета. Не
может быть никакого сомнения в том, что именно она сохранила армянство от неминуемой ассимиляции, от полного и
окончательного растворения в чужой, инородной среде.
Между
прочим, это вполне могло произойти еще шестнадцать столетий назад, если бы в
сорокалетнем промежутке - между первым разделом Армении (387г.) и упразднением
престола в персидской части страны (428г.) - нация не успела создать алфавит,
основать школы и развить беспрецедентно активную переводческую деятельность.
Именно поэтому Месроп Маштоц – это выше всего, что
есть в армянском мире.
Однако перспективы
"вырождения" диктовались не только внешними причинами. В смутные
периоды "переходного времени", коих в армянской истории было
предостаточно, наибольшую угрозу представлял уже "местный контингент"
в лице проводников некой "космополитичной"
линии, расшатывающей устои шкалы национальных ценностей. Они щеголяли своим
состоянием, демонстративно выставляли его напоказ, овладевали сознанием
подрастающего поколения, которое уже само старалось походить на "героев
смутного времени".
Наступление подобных
периодов имело свои приливы и отливы, но в целом оно обуславливалось
активизацией торговли и, как следствие, накоплением торгового капитала.
Вот тогда и выступали отдельные купцы, скупавшие имения и вотчины обедневших
феодалов, о чем не брезговали сообщать.
Например,
был в армянской истории такой Тигран Оненц.
Типичнейший продукт рыночной эпохи, обладатель огромнейшего состояния, добытого
торговлей. Начинал, вероятно, как простой меняла, но потом как-то удачно
связался с генуэзскими купцами, а дальше пошло-поехало. И все бы ничего, но вот
однажды утром ему подумалось, что при таком таланте и таких деньгах можно
купить мир. Построил на собственные средства церковь в Ани, где и выпрашивал
себе искупление, чтобы потом снова безобразничать. Его откровенно недолюбливал
Николай Марр. "Тигран Оненц
отражает облик и природу человека, вышедшего в люди лично
стяженным богатством… Национализм таких людей не выходил за порог
церкви. В церкви и на церкви (на стенах) обязательный для них священный
армянский язык терял свою притягательную силу в реальной жизни. Арабская,
иногда персидская надпись, но никогда ни одной армянской буквы на роскошных
сосудах, несомненно принадлежавших последним
владетелям Ани, христианам по вере, армянам по национальности".
В ту же эпоху
процветал и купеческий дом Умека. Сам основатель
клана приобрел в собственность земли в долине реки Гетик
и знаменитый Нор-Гетикский монастырь, где жил и
творил Мхитар Гош. И ничего - тоже периодически
откупался. Вообще дело дошло до того, что обладающий большим достатком
контингент вполне мог позволить себе "откупиться от грехов"
посредством уплаты некой пошлины, цинично именуемой "налогом во имя
спасения души". "В годы настоятельства тер Амазаспа
и во времена паронства Сахмадина
и его сыновей Амирбека и Азарбека
я, Гешмард, был амиром и Овик – дзернавором; мы оставили
Святому Карапету налог с Ошаканских
садов, целиком во имя спасения душ наших". Кстати, самое обычное для тех
времен признание.
Карикатурные
персонажи – купцы, ростовщики, мытари, менялы, подкупные священнослужители,
столь часто высмеиваемые беспристрастными армянскими баснописцами, оказались
едва ли не единственными хозяевами положения и, видимо, вели себя вызывающе,
совсем на манер сегодняшних
нуворишей. Такая вот метаморфоза ценностей.
Историк архитектуры Николай Токарский
не видел в подобной метаморфозе ничего удивительного, так как "последними
властителями Ани" были фактически представители торгового капитала –
средневековые нувориши, которые, как правило, "не имеют
национальности", но зато обладают удивительной способностью трактовать все
новое и чуждое исключительно в качестве "прогрессивного" и насаждать
это "прогрессивное" в среде своего обитания.
Одним из
нуворишей был и Сахмадин, сын Акопа,
который приобрел в частную собственность Ереван, о чем помпезно и сообщил на
стене церкви Катогике. "Сахмадин не задумывался над тем, чтобы создать что-либо
новое на основе родных форм, разработанных армянскими зодчими, - писал Токарский. - Для своего дворца в Мрене
он берет за образец не анийский дворец парона или гостиницу, а мечеть Караман
- капусу в Конии.
Национализм верхушки армянского общества действительно не выходил за порог
церкви…"
Сам новый
владелец города являл собой подлинный образец "героя нового времени",
и его головокружительное восхождение стимулировало появление в городском
лексическом арсенале нового сленга, новых форм общения, новых понятий. Стоит
отметить, что только на один летний дворец в Мрене
владелец Еревана израсходовал (по собственному признанию) 40000 дукатов-дахеканов (астрономическую сумму, равную примерно полмиллиону золотых франков).
Коммерсант
по имени Чар решил не отставать от коллег и в свою очередь оставил потомкам
свою помпезную надпись: "Я купил Овк со всеми
его пограничными частями, в тяжелое время, когда вотчины стоили дешево, а
золото - дорого, за четыре тысячи красных дукатов"…
Такая
ситуация, естественно, была чревата потерей в первую очередь перспектив
национального развития. В условиях фетишизации культа денег подрастающее
поколение откровенно симпатизировало торгашам и особо не обременяло себя учебой
и соблюдением христианских норм поведения. Учителя (епископы, иереи и др.)
часто сами шли на сближение с негоциантами в надежде что-то заполучить.
В
1270г. в ереванском предместье Дзагаван по инициативе
выдающегося историографа, богослова и педагога Вардана
Аревелци, князя Проша и епископа Бджнийского
Григора был созван Дзагаванский
церковный собор. Его проведение диктовалось необходимостью координации действий
служителей духовной власти, центр которой располагался тогда в Киликии. Было
принято решение адаптировать постановления Киликийского (Сисского)
собора 1243г. к разительно отличным "местным условиям" и утвердить
новый порядок взаимоотношений между духовенством и приходами.
Но был еще
один существенный момент, который является самой наглядной иллюстрацией общей
атмосферы того периода. Дело в том, что на Соборе в Дзагаване
обсуждались и принимались решения и по таким вопросам, как "недостойное
поведение", "порицание публичной ругани", "христианское
воспитание детей", "важность семейного воспитания" и т. д.
Католикос
Константин I Барцрабердци, резиденция которого
располагалась в предгорной части Киликии (Ромкла),
уже обратился к восточным епархиям: "По внушению промысла вседержащего духа Господня я, Константин, написал своею
собственной рукою грамоту сию, надеясь в душе на вас, всех жителей восточных
областей Армении… Страх и сомнения за будущее не оставляют меня, ибо та же
причина гнева Божьего - грехи наши - укоренилась в нас как плод посеянной меж
нами жестокой распри - и в церкви, и меж князей, и меж властителей… И живем мы вне канонов - апостольских и патриарших
установлений отцов наших…"
Канонические
установления Константина, которые рассматривались на Соборе по инициативе
сподвижника последнего, Вардана Аревелци,
состояли из более чем
двадцати пунктов. Перечислим некоторые из них:
1. УЧИТЕЛЯ,
ОБУЧАЮЩИЕ ГРАМОТЕ, должны
назначаться по свидетельству многих лиц, дабы были они ученые и образованные,
сведущие и опытные во всех отношениях, точно так же и ученики, обучающиеся
грамоте, должны выбираться самим (учителем), и с большим тщанием и
осмотрительностью;
2. ПЕРВЫЙ
ДОЛГ ЕПИСКОПА - назначение
с большим тщанием учителей и наставников церковных школ, дабы у детей были
ничем не соблазняемые, знающие и ученые наставники;
3. ЕСЛИ
СВЯЩЕННИК ПОМИМО ЦЕРКОВНЫХ ДЕЛ ЗАНИМАЕТСЯ И ДРУГИМИ ДЕЛАМИ - является нотариусом или промышляет
охотой - следует у него отнять прихожан, точно так же и у неученых иереев, пока
они не выучатся как следует;
4. ОТНЫНЕ
ЛИШЬ ДОСТОЙНЫЕ И ЗНАЮЩИЕ БУДУТ ПОЛУЧАТЬ САН ЕПИСКОПА, и то бесплатно, после тщательной
проверки, со свидетельства и согласия епархии и в возрасте не моложе тридцати
лет; первый долг епископа - назначение с большим тщанием учителей и наставников
церковных школ, дабы у детей были ничем не соблазняемые, знающие и ученые
наставники…
5. СВЯЩЕННИК
ДОЛЖЕН ежегодно
собирать в церкви мужчин отдельно от женщин, юных девушек отдельно от мальчиков
и, осведомляясь о нраве каждого и наблюдая без конца, должен давать каждому из
них нужные наставления с мольбой и угрозами; а если он не в состоянии делать
это сам, должен исполнить это через кого-либо другого;
6. УЧЕНИКОВ,
ДОСТИГШИХ СОВЕРШЕННОЛЕТИЯ по возрасту, знаниям и святости, по их собственному желанию и (желанию) их
воспитателей (епископ) без серебра возводит в сан иерея - в возрасте не моложе
двадцати пяти лет и дьякона - (в возрасте) двадцати лет.
По сути речь шла о реформах в образовательной сфере, о
необходимости установления в восточных епархиях (в собственно Армении)
элементарных морально-нравственных норм.
Католикос
Константин I очень точно уловил атмосферу времени, реальные угрозы, которыми
была чревата сгущающаяся над национальными перспективами такая атмосфера, и в
жесткой форме потребовал беспрекословного соблюдения своих канонов. Другого
выбора у него просто не оставалось.
Стоит ли
говорить о том, что сам материал написан только потому, что нынешняя ситуация
очень напоминает ту самую атмосферу. Только лукавый может сегодня не признавать,
что в образовательной сфере у нас настоящая катастрофа. И школа, и школьники, и
учителя - все находятся нынче в заложниках того самого духа торгашества и
ростовщичества, который пытался рассеять восемь столетий назад армянский
Католикос.
И сегодня строятся
"церкви для откупа", против чего так жестко выступал тот же
Константин I Барцрабердци ("Пусть какой-нибудь
верховный владыка… не возводит строения на территории… епархии без позволения,.. а кто осмелится сделать это, да будет проклят"). И
кто знает, если бы не принятые тогда эти строгие меры, что стало бы с
нами.
Арис КАЗИНЯН, «Голос Армении» |
