 Когда я
приехал в N-скую часть Армии обороны НКР, на широком
плацу одно из подразделений занималось физической подготовкой: крепкие ребята в
полосатых тельняшках отрабатывали приемы восточных единоборств. Отрабатывали
они приемы и вчера, будут отрабатывать и завтра. Это армейские будни.
Потом я отправился в штаб и увидел солдата, стоящего по стойке смирно у знамени
части. Это тоже будни. Как и многое другое, предусмотренное воинским уставом.
Никто не стрелял из пушки и не заводил танк, а солдаты не ползли на животе к
амбразуре условного противника, чтобы закинуть туда гранату. Все это солдаты и
их командиры делают во время учений, а учения бывают не каждый день.N-ская часть дислоцирована в двух десятках километров от
линии фронта. Той самой линии фронта, которая по милости дипломатов и
международных примирителей вот уже пятнадцать лет называется линией
соприкосновения. Каждый раз встречаясь с этим
термином, ловлю себя на мысли, что определение это совсем не подходит к
азербайджано-карабахскому конфликту: уж слишком оно безобидное, в чем-то даже
мирное, чуть ли не дружелюбное. Как в песне: возьмемся за руки, друзья...
Соприкоснемся...
Не
получается. Вот уже пятнадцать лет на линии соприкосновения нет
соприкосновения. Не говоря уже о дружбе. А есть то, что делает линию
соприкосновения просто фронтом. Тихим фронтом, но фронтом. Хотя иногда он
перестает быть тихим. Как однажды у села Левонарх,
когда противник попытался продвинуться в глубь
армянской территории, однако оставил на поле боя четырех солдат. Мертвых.
Которых потом отдали по правилам военного времени
азербайджанской стороне и которых оттуда отправили
домой в цинковых гробах. А может, и не в цинковых – не
известно, в чем отправляют убитых солдат в азербайджанской армии.
 Зато
известно, что в азербайджанской армии неустанно насаждают антиармянские
настроения. И ведут антиармянскую пропаганду. На
предмет того, что Нагорный Карабах должен быть обязательно завоеван.
Азербайджанским солдатам пудрят мозги и давят на психику, фальсифицируя
собственную и чужую историю в духе пантюркизма. Не знаю, как на это смотрят
азербайджанские солдаты, отчий дом которых далеко за линией соприкосновения, но
время от времени они постреливают в нашу сторону. Однако, получив адекватный
ответ в виде автоматных очередей, перестают испытывать судьбу. Из чего можно
сделать вывод, что по большому счету на линии фронта без перемен.С одной
стороны, это хорошо. В этом смысле линию фронта можно назать
линией соприкосновения. С надеждой, что таковой она когда-нибудь станет. Однако
надежда эта призрачна: таковой линия пока не стала и не станет еще долго.
Потому что Ильхам Алиев упивается время от времени
военной риторикой, произнося устрашающие речи про Карабах,
который обязательно будет завоеван азербайджанской армией. А недавно он
замахнулся на Зангезурский край. Потом, надо полагать, замахнется и на Ереван.
Все они по Алиеву – "исконные земли древнего Азербайджана", который и
появился-то на политической карте Южного Кавказа меньше столетия назад. Но у
Азербайджана свое летосчисление.
Для
подполковника Овика Ашотовича
Даниеляна историко-правовой аспект его офицерской службы заключается в простых
действиях, которыми руководствуется каждый командир батальона N-ской части. Надо, чтобы солдаты были одеты и обуты по
форме, накормлены досыта и обучены военному делу – так, как полагается в
действующей армии, защищающей родину. В данном случае – границы родины.
 Подполковник
Даниелян свои задачи знает и выполняет их каждый раз, когда заступает на
дежурство. Вместе с другими офицерами, командирами подразделений. В день моего
приезда дежурили капитан Игорь Григорян, старший лейтенант Армен
Арутюнян, прапорщик Абрам Григорян, стрелок-зенитчик Овсеп
Овсепян и другие солдаты, имена которых записать я не успел, так как их было
много. Впрочем, с собой я захватил фотоаппарат и с разрешения командира
батальона снял их на пленку. Вообще-то снимать на пленку в воинской части, тем
более пограничной, строго запрещено армейским начальством. Однако на этот раз
мне сделали исключение, поскольку я объяснил истинную цель моего репортажа. Дело в том, что в последние дни, скорее всего из-за
событий, связанных с подписанием армяно-турецких протоколов, в азербайджанской
прессе и некоторых электронных СМИ появились новые потоки дезинформации: якобы
карабахские армейские части, контролирующие территории до линии
соприкосновения, снимаются с места и отходят от линии соприкосновения, которая
пролегает по территории бывшего Агдамского района и
бывшего Бардинского района – на востоке, и вдоль Мравского хребта до Варденисского
района Армении – на севере.
- Что за
бред? – спросили меня в штабе N-ской части.
- Это куда
же? – спросил меня майор Гагик Аванесян
в блиндаже, откуда я просматривал траншеи противника через небольшую амбразуру
и сквозь колючую проволоку, протянутую вдоль границы. Потом майор вывел меня из
блиндажа, подвел к насыпи и, показав рукой на небольшой холмик за насыпью,
сказал: "Там, за холмом, моя деревня. Это куда же я должен
отступать?"
Майор был
настроен серьезно. Даже стало неловко рассказывать этому человеку, что в Азербайджане,
как и прежде, любят выдавать желаемое за действительное, и к этому, видимо,
надо относиться спокойно. С другой стороны, я сам подтолкнул его к разговору об
очередной провокации азерпропа. Зачем? Моим делом
было самому развеять эту очередную дезу, рассчитанную скорее всего на собственную аудиторию. Но ведь
не ради азербайджанского общественного мнения я поехал в Нагорный Карабах и
проехал на "Ниве" с водителем Самвелом и старлеем роты связи Арагацем не один десяток километров по
рокаде...
Поэтому я и
решил не тратить время на разговоры, смысл которых и без того был ясен: никто
никуда отступать не собирается. Более того, как с улыбкой заметил комбат,
им бы больше подошел другой приказ... Над шуткой комбата посмеялись, но ведь в
каждой шутке, как известно, есть доля правды. Она в том, что в свое время весь
Нагорный Карабах был передан большевиками советскому Азербайджану, который в
1923 году лишь на малой его части создал автономию. Это общеизвестный факт, но
в армейском блиндаже на передовых позициях он предметно материализован в нашей
победе и освобожденных территориях, поэтому политзанятия бессмысленны: главные
для нас постулаты воплощаются на практике.
В блиндажах
принято выполнять приказы, а не обсуждать вопросы истории. Даже если вопросы
эти связаны с реалиями послевоенного территориального расклада
азербайджано-карабахских отношений. Правда, в эти реалии немножко не
вписываются Шаумянский район и часть Мартакертского района, оставшиеся под контролем
азербайджанской армии. Но это тема скорее для дипломатов, а уж потом военных.
Хотя при всех случаях вряд ли в Карабахе станут отдавать солдатам Армии обороны
НКР приказы о наступлении, если на то не будет веских оснований. То есть если
сам Ильхам Алиев не даст такой приказ своему министру
Сафару Абиеву.
"Поживем
– увидим", - сказал мне подполковник Даниелян.
"Поживем
– увидим", - сказал капитан Григорян. И все остальные тоже сказали:
поживем – увидим. И еще сказали, что, если кому-то в голову приходит нечто,
связанное с отступлением, то ему лучше проверить голову.
Мне
оставалось только щелкать затвором фотоаппарата.
Эдуард
АЙРАПЕТЯН, «Голос Армении»
|
