За последнее время, в экспертно-аналитических
кругах не утихают дискуссии по поводу выдвинутой во время войны в Южной Осетии
премьер-министром Турции Р.Т.Эрдоганом Платформы по
безопасности и стабильности. По мнению некоторых, инициатива напоминает до
некоторой степени Карсский договор от 1921г.,
который, несмотря на свою юридическую сомнительность, фактически закрепил
разделительные линии влияния между обеими
государствами на Южном Кавказе. Учитывая резкое ослабление Грузии, внутриполитическую напряженность, царящую в данной стране по сей
день, весьма актуальными становятся вопросы, связанные с перспективой
увеличения турецкого влияния в некоторых ее регионах. Быть
может, опасения ряда аналитиков, возникающих по поводу усиления влияния Анкары
на некоторые регионы Грузии выглядят не совсем беспочвенными, особенно если
учесть то обстоятельство, что с ослаблением позиций США в Грузии (может быть
временном), испорченных грузино-российских взаимоотношений, Турция получает
возможность для еще более активного и неприкрытого вовлечения (а она и до этого
весьма активно действовала в данном направлении) во внутригрузинские
дела. Особенно актуальным это является и в случае с Аджарией. Турция всегда
относилась к данному региону, ставшему особенно с конца XIX – начала XX века
важным геополитическим узлом, как к зоне своих стратегических интересов. Как
известно, согласно положениям данного договора, (ст.6) Турция, наряду с
тогдашним СССР, являлась протектором Аджарии, а сама автономия была
единственной, которая была образована в СССР на религиозной, а не на этнической
основе, что создавало определенные возможности для турецкого вмешательства. Во
времена существования СССР, говорить о каких-либо попытках турецкого внедрения
было бы нелепо, однако после развала Союза, такая возможность у Анкары
появилась. На сегодняшний день, помимо использования торгово-экономических
рычагов внедрения, и иных аспектов вроде бы процветающего на первый взгляд
грузино-турецкого сотрудничества, Турцией широко эксплуатируется там, где это
возможно, и религиозный фактор. Причем, последний является
вспомогательным для реализации политических целей. Возможно, что кому-то могло
и показаться, что на дворе уже XXI век, и использование религиозного фактора
для достижение политических целей является мягко
говоря надуманным, однако многие факты из новейшей истории свидетельствуют об
обратном.
В свое время, Аджарию также не обошел
стороной религиозный бум (хотя и не в таких размерах) начавшийся в конце 1980-х
гг. в СССР и продолжившийся на постсоветском пространстве. Повышенная активность
наблюдалась у представителей практически всех конфессий.
Что касается ислама, то в основном, в Аджарии, религиозную пропаганду вели проповедники
из Турции – последователи различных, достаточно автономных последователей
проповедника С. Нурси (1873-1960). Это и приверженцы Ф.Гюлена, и С.Тунахана (кстати, объявленных в дальнейшем в самой Турции вне закона). Так,
приверженцы ученика С. Тунахана – М.Сунгура,
на конец 90-х гг. имели в пригородах Батуми 6 медресе,
приверженцы Ф.Гюлена – 1. Помимо вышеуказанных,
в Аджарию часто приезжали представители официального учреждения – Департамента
по религиозным делам Турции (Diyanet). Причем, наибольшую
активность проявляют представители не официального Diyanet-а,
а именно, проповедники из вышеупомянутых полулегальных организацией. Здесь нужно
отметить, что вне зависимости от того, действуют ли последователи Нурси (с их различными
ответвлениями) в непосредственном контакте и согласии с Государственным
департаментом по религиозным делам (Diyanet) и ее
спецслужбами или нет, объективно – деятельность их совпадает с преследуемыми
Турцией интересами. А именно, путем реанимации ислама и его дальнейшего
распространения, закрепить и собственное влияние в автономии. Использование нурсистов являлось тем более удобным, что откреститься от
них, как от секты, запрещенной в самой Турции, можно было в любой момент. Если
верить сообщениям грузинских и ряда российских СМИ, в автономии наметился
беспрецедентный рост строительства новых мечетей и
восстановления старых. Так в 2002г. в Аджарии насчитывалось 102 мечети, в 2005
– около 137, а в 2006г – их число достигало 159. По последним данным,
опубликованным в грузинской прессе, на 2008г, в Аджарии насчитывалось уже 175
мечетей (отметим, что к моменту установления советской власти в Аджарии количество
мечетей достигало 158). Помимо этого стали осуществляться посылки молодых
аджарцев для учебы в турецких медресе. Все вышеприведенные факты создавали
любопытную картину: сами турки, не проявлявшие особенную религиозность, вдруг
взялись за возрождение ислама в Аджарии, и взялись весьма рьяно. Впрочем проснувшееся турецкое религиозное рвение по поводу
обращения населения постсоветского пространства в ислам, или же возрождение
ценностей ислама – факт общеизвестный. Основная же тактическая цель, которая
преследуется Турцией – формирование протурецкой
ориентации. Более того, в этом смысле, принципиальных расхождений между
политикой турецких светско-военных и исламистких кругов по отношению к Южному и Северному
Кавказу не наблюдалось. Сами цели Турции также не особенно скрывались. Применительно
к Аджарии в частности и к Грузии в целом порой звучали вполне откровенные
заявления. Так, в свое время, председатель Союза Дружественных отношений с
Грузией адвокат Е.Шекерджи, в одном из своих интервью
заявил следующее: «В национальных интересах Турции, чтобы Грузия оставалась
мусульманской. Если мусульмане страны примут христианство, то они будут против
ислама и Турции. Мусульмане Грузии любят Турцию или, по крайней мере, уважают ее. Но тот, кто примет христианство,
начнет защищать официальную идеологию. Поэтому Турция должна продолжить работу
с мусульманами Грузии. Турция имеет на
это право и это входит в ее обязаности... В этом регионе основой автономности является
ислам. И если они уничтожат ислам, значит они
уничтожат и автономию». Из данного контекста ясно, что речь идет о попытках по
созданию искусственного противостояние свои – чужие. Однако,
не совсем ясно, почему принявший христианство мусульманин должен сразу
поддерживать все действия грузинского правительства, и почему, мусульманин-аджарец,
являющийся гражданином Грузии должен воспылать чрезвычайной любовью к Турции и
возненавидеть все грузинское. То, что сейчас этно-лингвистические связи в автономии превалируют
над религиозными узами в делах политического характера явно не устраивает турок.
После того, как был свергнут А.Абашидзе, а в
дальнейшем фактически разорваны грузино-российские отношения, в регионе, по-сути, не осталось силы, которая могла бы уравновешивать
влияние Турции. И все бы ничего, и приведенные факты, учитывая как историческое
прошлое Аджарии, так и момент ее тесного географического соприкосновения с
Турцией не вызывали бы беспокойства, если бы турецкие официальные и
неофициальные круги, сами, в кризисные для грузинской государственности моменты
с явным вожделением не взирали бы на Аджарию. Показательно, что во время
аджарского кризиса, посол Турции в
Азербайджане Унал Чевикоз
выступил с довольно откровенным заявлением, заявив, что Турция, на основании 6
ст. Карсского договора, оставляет за собой право ввести войска в Аджарию.
Геополитические цели Турции в Аджарии на сегодняшний день могут быть
реализованы главным образом посредством эксплуатации религиозного фактора. Поэтому,
Турции крайне выгодно поддержание ислама в Аджарии, с
целью его дальнейшей политизации и формирования протурецкой
ориентации у части населения. Отсюда становятся понятными и сетования и
раздражение некоторых деятелей из Турции по поводу довольно активной деятельности
грузинской православной церкви в Аджарии. Хотя, последняя
зачастую больше занята отъемом культовых построек у сестер-церквей и, например,
армянских церквей в Грузии. (Тут вообще, иногда, складываются
парадоксальные ситуации. За примером далеко ходить не
нужно: совсем недавно ПГЦ заявила претензии на армянский монастырский комплекс Ошванк, находящийся на территории современной Турции).
Таким образом, сам по себе ислам, Турцию вряд ли интересует. Ее интересует в
первую очередь возможности по эксплуатации религиозного фактора для достижения
собственных, уже политических целей в регионе. А превалирование религиозных
связей над этно-лингвистическими,
как уже было отмечено, вполне может привести к формированию протурецкой
ориентации, что однажды уже проявилось как в конце XIX века, так и в
1917-1921гг. Пока что, сами аджарцы
являются в массе своей толерантными (исторически, сложилось так, что в жилах
аджарцев перемешана кровь предков, являющихся как христианами, так и
мусульманами), однако, учитывая вышеотмеченное, деятельность турок в данном
направлении не представляется такой уж безобидной.
Владимир ИВАНОВ, независимый политолог
(Армения) |
